Режим Санду объявил о «плане реинтеграции» Приднестровья. Что за этим кроется?. Молдавский премьер Александр Мунтяну сообщил, что обсуждает с ЕС и США план возвращения Приднестровья под контроль Кишинева.
Подробности не приводятся. Молдавский политолог Анатолий Дирун объясняет «ПолитНавигатору», что это за сценарий.
Это, скорее, план не реинтеграции, а координации Запада с Кишиневом. Заявлено лишь то, что план обсуждается с ЕС и США, деталей премьер не раскрыл. Пока за столом нет Тирасполя, это не переговорный трек, а согласование позиции одной стороны с внешними партнерами. Так готовят пакет давления или стимулов: санкции, инвестпроекты, режим торговли, вопросы безопасности.Любой реальный сценарий реинтеграции имеет три уровня согласия: Кишинев – Тирасполь; Кишинев – Тирасполь – Москва; Кишинев – Тирасполь – Москва – Брюссель/Вашингтон. Поскольку сейчас выпадают Тирасполь и Москва, это не план, а политическая декларация о намерениях.
Кишинев хочет показать Брюсселю, что «несет досье по Приднестровью» и готов к конструктиву до начала переговоров о вступлении в ЕС. А ЕС ожидает от Молдовы разрешения конфликта до того, как членство станет реальной повесткой. Жизнеспособность плана надо оценивать честно: как инструмент мобилизации PAS и подготовки к диалогу с Западом он работает, как инфраструктура реинтеграции – пока нет.
Президент Санду и спикер Гросу называли цену реинтеграции: полмиллиарда евро инвестиций в год. Это реально?
Речь о гигантских вливаниях в реинтеграцию шла, и это логично: Тирасполь находится в глубоком экономическом кризисе. Но дальше – арифметика: ЕС и США уже тащат на себе Украину, европейскую энергопереходную повестку, свои соцпакеты. Любое обязательство вроде «0,5 млрд в год» будет проходить через сито их внутренних политик. А там растут усталость от войн и запрос на экономию.Если деньги дадут, то в какой упаковке? Гранты ЕС с жестким контролем. Кредиты ЕБРР, ЕИБ под инфраструктуру. Частичные гарантии под частные инвестиции. Это не наличные, а проекты на 10–15 лет. Молдова сама идет в ЕС с дефицитом бюджета и заимствованиями. Часть «инвестиций в реинтеграцию» вернется в виде долговых обязательств, условий по реформам и приватизации.
Реалистичная формула такова: 3–5 лет ЕС и США действительно могут выделять крупные суммы на инфраструктуру, энергетику, социальную стабилизацию Левобережья, но как часть пакета по Молдове и с жесткой политической надстройкой. Реинтеграция станет экономическим и ценностно-политическим проектом: деньги взамен на глубокое встраивание и отказ от альтернативных (российских) опций.
Приднестровье – в зоне интересов России. Как может отреагировать Москва на возможное внедрение плана реинтеграции?
В публичных сигналах Мунтяну уже увязали план с вопросом вывода российских войск из Приднестровья. Для Москвы миротворческая миссия, охрана склада в Колбасне – символический якорь присутствия в регионе, часть большого нарратива о «зоне ответственности».Реакция России может идти по трем линиям.
Политическая риторика. Заявления о попытке выдавить Россию с Днестра. Обвинения в том, что план – часть антироссийской архитектуры безопасности НАТО/ЕС в регионе. Это уже звучит в отношении решений Кишинева – от ограничения медиа до смены миротворческого формата.
Тактическое ужесточение по приднестровскому досье. Москва может еще сильнее связать любые шаги по выводу войск с «всеобъемлющим политико-правовым урегулированием» и де-факто заблокировать тему.
Усиление поддержки Приднестровья. Сейчас ресурсы у Москвы сократились, но выросла символическая ценность присутствия на Днестре на фоне войны с Украиной и конфронтации с НАТО. Любое давление по теме войск будет восприниматься как попытка сократить российскую зону влияния. Это не делает план невозможным, но гарантирует, что без какого-то «пакета для Москвы» (пусть непубличного) он останется на бумаге.
